Тема стратегического оружия в неядерном оснащении и влияния этого фактора на процесс сокращения ядерного оружия охватывает множество аспектов. Представляется, что для России эта тема не менее важна, чем часто обсуждаемая в средствах массовой информации проблематика ПРО. Однако, несмотря на чрезвычайную актуальность, она пока еще мало изучена и, в отличие от того что происходит в США, редко дискутируется в российском экспертном сообществе. С чем связана актуальность этой темы? Можно указать несколько взаимосвязанных причин. ПЕРВАЯ ПРИЧИНА Развитие неядерных высокоточных вооружений достигло такого уровня, что всерьез обсуждается вопрос о постепенной замене функции ядерного сдерживания неядерным. Казалось бы, неядерное высокоточное вооружение играет позитивную роль, способствуя снижению роли ядерных вооружений, а следовательно, и их сокращениям. Однако просматривается и противоположная тенденция. Подавляющее преимущество в обычных вооружениях одних государств побуждает стремление других государств к обладанию ядерным оружием с целью сохранить свой суверенитет и проводить независимую политику, и, таким образом, подрываются основы режима ядерного нераспространения. Снижение роли ядерного оружия в стратегическом сдерживании за счет усиления акцента на неядерных высокоточных вооружениях может также привести и к подрыву стратегической стабильности, а не к ее укреплению. В связи с этим часто приводится довод о том, что применение таких средств, как МБР или БРПЛ в неядерном оснащении, может спровоцировать ответный ядерный удар, поскольку эти ракеты нельзя отличить от ядерных. Иногда высокоточные вооружения рассматриваются не как замена ядерным, а наоборот, как элемент, повышающий убедительность ядерного сдерживания. К примеру, существует мнение, что «убедительная угроза применения высокоточного дальнобойного носителя с боезарядом в обычном оснащении могла бы стать основой системы «предъядерного сдерживания», дополняющей систему ядерного сдерживания» (А.А.Кокошин, «Ядерные конфликты в XXI веке (типы, формы, возможные участники»), М.: «Медиа-Пресс», 2003). В сентябрьском выпуске «Бюллетеня атомных ученых» (Bulletin of the Atomic Scientists) за 2012 год была опубликована статья, посвященная ядерной доктрине Китайской Народной Республики. Авторы полагают, что китайские баллистические ракеты в неядерном оснащении развертываются именно для выполнения этой функции. ВТОРАЯ И ТРЕТЬЯ ПРИЧИНЫ Качественный скачок в развитии высокоточных неядерных вооружений начинает вызывать обеспокоенность в отношении выживаемости сокращающихся стратегических ядерных сил. В открытых публикациях рассматриваются сценарии превентивного обезоруживающего удара по российским СЯС, в частности с использованием неядерных крылатых ракет морского базирования. Поскольку неядерное высокоточное оружие начинает приобретать контрсиловые возможности, представляется резонным ставить вопрос о необходимости учета этого фактора при дальнейших сокращениях СНВ. Некоторые типы неядерных вооружений ранее являлись предметом договоренностей между Россией и США по сокращению СНВ, и на них распространялись ограничения и меры транспарентности. В настоящее время наметилась тенденция вывода таких вооружений из-под ограничений. Наиболее яркий тому пример – тяжелый бомбардировщик В-1В. Этот тип вооружений более не является предметом Договора о СНВ. Перестали также действовать ограничения на районы базирования В-1В вне национальной территории, и США более не обязаны уведомлять о перемещениях бомбардировщиков этого типа. В то же время известно, что тяжелые бомбардировщики В-1В несут в настоящее время основную нагрузку ударной авиации в Афганистане. Ими доставлено более 60% бомб и ракет, примененных там по наземным целям. Существуют планы повысить роль ТБ В-1В в Тихоокеанском регионе и с этой целью развернуть часть их на авиабазе США «Гуам». Известно также, что со следующего года начнется штатная эксплуатация В-1В, вооруженных КРВБ типа JASSM-ER с дальностью более 500 миль. В терминах Договора о СНВ такие типы крылатых ракет относятся к КРВБ большой дальности. Для того чтобы предметно обсуждать влияние неядерных стратегических вооружений на роль и место ядерного оружия, прежде важно ответить на вопрос, что мы понимаем под «стратегическими вооружениями в неядерном оснащении». Этот термин стал все чаще употребляться, однако пока нет единства взглядов, какие типы вооружений следует таковыми считать. Специалисты согласны лишь в том, что к стратегическим вооружениям относятся МБР и БРПЛ в неядерном оснащении. Согласно позиции администрации США системы вооружений, разрабатываемые в рамках программы «Быстрый глобальный удар» не будут охвачены новым Договором о СНВ, а следовательно, и стратегическими их считать нельзя. Российская сторона, как известно, имеет противоположную точку зрения. В отношении тех существующих систем, которые более не являются предметом нового Договора о СНВ, нет единства даже в российском экспертном сообществе. Существуют также разные мнения и в отношении крылатых ракет воздушного и морского базирования большой дальности. ЕСТЬ И ДРУГИЕ ВОПРОСЫ Как известно, на переговорах по «старому» Договору о СНВ советская сторона пыталась ограничить скрытную противолодочную деятельность и предлагала меры, как это сделать. Эта же тема звучала и на этапе переговоров по СНВ-3 в конце 1990-х годов. Продолжает ли она быть актуальной в свете того, что российские подводные ракетоносцы, как и прежде, выполняют задачи по обеспечению ядерного сдерживания и, по-видимому, американские многоцелевые ПЛА, как и в годы холодной войны, пытаются следить за ними? Тем более что, судя по планам строительства Вооруженных сил, российские морские СЯС ждет радикальное обновление, поскольку перед ОПК поставлена задача к 2020 году построить восемь новых стратегических подводных лодок, вооруженных новейшим ракетным комплексом «Булава». Если тема ограничения скрытной противолодочной деятельности по-прежнему актуальна, то следует ли считать многоцелевые атомные подводные лодки носителями стратегического оружия в обычном оснащении? Следует ли относить их противолодочное оружие (неядерные ракеты-торпеды или торпеды) к стратегическому? Кроме того, как известно, агентство DARPA Министерства обороны США разрабатывает дистанционно управляемые подводные аппараты, которые предназначены для обнаружения подводных лодок потенциального противника и скрытного слежения за ними в течение длительного периода. Это тоже стратегическое оружие в неядерном оснащении? Как известно, Россия придерживается той позиции, что обсуждать проблему сокращения нестратегических ядерных вооружений можно лишь после того как ядерные авиабомбы США будут выведены из Европы. Не раз подчеркивалось, что Россия рассматривает это оружие как стратегическое, поскольку подлетное время тактической авиации стран НАТО, вооруженных этими авиабомбами, до российских районов развертывания стратегических МБР составляет несколько минут. Следует ли это понимать так, что если мощные неядерные авиабомбы и ракеты типа «воздух–земля» будут обладать контрсиловыми возможностями против шахтных и мобильных МБР, то, будучи размещенными на базах тактической авиации НАТО в непосредственной близости от границ России, они будут также рассматриваться как стратегическое оружие в неядерном оснащении? ПРОБЛЕМА ПРО Как известно, противоракеты для системы ПРО территории США и их союзников будут оснащены неядерными боеголовками кинетического типа. Нужно ли эти противоракеты также относить к стратегическим неядерным вооружениям? Или следует разделять стратегические наступательные и оборонительные вооружения в неядерном оснащении и рассматривать проблемы, с ними связанные, по отдельности? На взгляд автора, вряд ли нужно смешивать эти две категории. Тем не менее представляется, что российская позиция по ПРО стала бы более последовательной и убедительной, если бы она озвучивалась в увязке с проблемой стратегических вооружений в неядерном оснащении. К примеру, Россия заявляет о необходимости гарантий ненаправленности ПРО против российских СЯС. А как система ПРО, будучи оборонительной, может быть куда-то направленной? Какой сценарий ее применения против российских СЯС имеется в виду? Тот, в котором первый удар наносят российские СЯС? Вероятнее предположить, что речь идет о гипотетическом сценарии, когда обезоруживающий удар неядерными средствами наносят США и НАТО, а их системе ПРО отводится роль перехвата российских стратегических ракет, уцелевших после первого удара. Тогда почему бы не акцентировать эту мысль явно? Во всяком случае, появился бы веский довод против утверждения, кажущегося сегодня очевидным для западной аудитории: российские опасения гипертрофированны, потому что ограниченное количество противоракет в Европе явно недостаточно для того, чтобы нейтрализовать многократно превосходящие по количеству российские СЯС. Список типов вооружений, которые можно рассматривать в качестве стратегических неядерных, этим не ограничивается. Высказываются мнения, что к ним нужно также относить обеспечивающие системы, включающие космические средства разведки и целеуказания, противоспутниковое оружие, ударные беспилотные аппараты и даже кибероружие. Очевидно, если российская сторона желает добиться прогресса в дальнейшем сокращении ядерных вооружений, то придется ограничить этот список, определив приоритеты. На данный момент создается впечатление, что в списке приоритетов только МБР и БРПЛ в неядерном оснащении, а также типы вооружений, которые разрабатываются в США в рамках программы «Быстрый глобальный удар». Как известно, действующая администрация США вовсе отказалась от планов размещения боеголовок обычного типа на баллистических ракетах. Вооружения для «быстрого глобального удара» пока еще находятся в стадии исследовательских разработок, которые могут продлиться не одно десятилетие. По этой причине есть большие сомнения в том, что они представляют наибольшую опасность для выживаемости российских СЯС в обозримом будущем, в отличие от КРМБ и КРВБ большой дальности. Последние постоянно модернизируются и приобретают качественно новые возможности в основном за счет совершенствования боеприпасов и обеспечивающих систем разведки и целеуказания. Вряд ли проблему стратегических неядерных вооружений удастся решить путем введения новых договорных ограничений. По-видимому, путь ее решения состоит в повышении транспарентности и принятии односторонних обязательств. Американскими неправительственными экспертами этот вопрос уже активно обсуждается и предлагаются конкретные меры по снижению обеспокоенности российской стороны возрастающим потенциалом СНВ в неядерном оснащении. Готовы ли российские эксперты эти меры обсуждать? Пока такого ощущения нет, и это обстоятельство лишний раз подтверждает актуальность обсуждаемой темы. Евгений Владимирович Мясников - кандидат физико-математических наук, директор Центра по изучению проблем контроля над вооружениями, энергетики и экологии.
|
