Бен Вагнер: отказ в доступе на рынки может быть серьезной мерой воздействия Один из ключевых вопросов европейской внешней политики после Арабской весны - что делать с западными технологиями слежки, которые используются для преследования политических активистов в странах с репрессивными режимами. Длительное время европейские политики крайне осторожно высказывались на эту тему, однако осенью этого года в Европе, судя по всему, пришли к пониманию, что необходимо общеевропейское регулирование экспорта технологий слежки.
В сентябре этого года на берлинской конференции по проблемам свободы в Интернете министр иностранных дел Германии Гвидо Вестервелле прямо заявил: «Киберпространство позволяет политическим активистам самоорганизовываться. Но в то же время социальные медиа могут быть инфильтрованы. Технологии слежки могут равно отслеживать отправителей и получателей политической информации. Репрессивные режимы могут использовать Интернет, чтобы дезорганизовывать, обманывать, или даже выявлять и арестовывать оппозиционеров. В странах с репрессивными режимами политические активисты сталкиваются с угрозами их личной безопасности. Этим режимам не должны быть предоставлены технические средства для слежки и преследования своих гражaдан».
Комментарии Вестервелле повторяют призывы французского государственного секретаря по цифровой экономике, членов голландской Партии зеленых и комиссара ЕС по цифровой повестке дня закрыть этот пробел в регулировании. В апреле этого года государства-члены ЕС выразили почти единодушную поддержку резолюции Европейского парламента, которая предложила ЕС разработать правила для экспорта технологий слежки уже к 2013 году.
Бен Вагнер (Ben Wagner), исследователь Европейского Университета во Флоренции - один из экспертов, формулирующих в настоящее время европейский подход к регулированию экспорта технологий слежки. В июле этого года Вагнер опубликовал исследование «После Арабской весны: новые направления прав человека и Интернета в Европейской внешней политике» ("After the Arab Spring: New Paths for Human rights and the Internet in European Foreign Policy”) , сделанное по заказу Европейского парламента.
О том, каким может стать европейский ответ на эту проблему, Бен Вагнер рассказал Андрею Солдатову.
- Есть ли перспективы европейского регулирования технологий слежки на ближайшее время?
- Я думаю, что в следующие 12 месяцев можно ожидать, что некоторые шаги будут предприняты. Пока сложно сказать, какие именно, но определенные действия будут сделаны.
- В своем докладе вы предлагаете создать систему оперативного реагирования - как технического, так и дипломатического, на случай использования таких технологий для репрессий. Правильно ли я понял, что вы предлагаете создать какую-то структуру для этого?
- Я думаю, что это вполне возможно. Дело тут в том, что люди, принимающие решения как в компаниях-производителях, так и госструктурах теперь говорят: «если бы мы тогда знали, три месяца назад, а не сейчас, то мы бы действовали по-другому». И смысл в том, что, зная это сейчас, стоит сделать так, чтобы ускорить процесс их информирования, чтобы дать им возможность вовремя подумать и принимать соответствующие решения. Скажем, был большой смысл знать о компаниях, которые поставляли такие технологии в Египет до и во время событий. Это даст возможность политикам принимать более подготовленные решения. Поэтому вопрос тут в том, что должно быть сделано, чтобы гарантировать их быстрый доступ к соответствующей информации и какие шаги должны быть предприняты, чтобы они могли быстро отреагировать.
- Что вы думаете по поводу позиции Германии и недавнего заявления министра министр иностранных дел?
- Я думаю, что немецкая позиция довольно интересна. С одной стороны, они разделяют общую озабоченность, в Министерстве иностранных дел и в других министерствах, и считают, что что-то должно быть сделано. С другой стороны, они боятся, что это может привести к потере рабочих мест и иметь негативное влияние на немецкую экономику, особенно во время кризиса. Поэтому есть понимание, что надо что-то делать, но сдерживающим фактором является возможное влияние на экономику.
- Что меня поразило в вашем докладе, что Россия в нем ни разу не упомянута.
- Да, верно, и мне очень жаль, на самом деле! Тут есть два момента – это исследование о европейской стратегии, и она сфокусирована в настоящий момент на южном Средиземноморье. Многие участники этой дискуссии говорили, что мы должны расширить фокус, и включить другие регионы. Конечно, это должно быть политическое решение, чтобы Евросоюз решил, что такие страны как Россия и Китай будут объектом исследований. И причина тут в том, что экономические интересы различаются. Конечно, определенные шаги должны быть сделаны. Мне бы очень хотелось сказать, что Европейский союз уже предпринял шаги, чтобы обеспечить, скажем, свободу Интернета в таких странах, как Россия. Но это бы не отражало современное состояние европейской политики.
- То есть сейчас вы находитесь не на этапе принятия решений о расширении списка стран, а еще на этапе обсуждения?
- Это длинная дискуссия – выход дикуссии за пределы региона. Вы не можете делать вид, что остальной мир никак не затронут тем, что происходит. Так что – да, идут дебаты, я считаю, что они вполне продуктивны, но они могут занять какое-то время. Это как в случае с Германией – надо выйти за пределы обсуждения только экономических интересов и шаг за шагом идти к глобальной стратегии.
- Есть два уровня дебатов о свободе в Интернете – на уровне структур ООН и на уровне Европы. Такое впечатление, что Россия сделала ставку на продвижение своих представлений об Интернете на уровне ООН, но не Европы. Это так?
- Ну, во-первых, это объясняется разным составом стран-участниц. Кстати, эти разные уровни есть не только в ООН или ЕС – есть несколько стран, меньшинство, которые определились с тем, как они хотят видеть регулирование Интернета, и есть страны и в Европе, и в Африке, и в Азии, которые находятся в процессе выработки подхода. И эти страны решают сейчас – то ли они двигаются в направлении «нам нужно больше свободы», или «нам нужно больше контроля, например, чтобы мы знали реальные имена пользователей» и т.п. Поэтому многие страны еще находятся на этапе обсуждения на национальном уровне.
- Есть ли структуры, которые занимаются проблемой экспорта технологий слежки не только западного производства, но и такими странами, как Россия и Китай?
- Я думаю, что таких организаций много. Конечно, мы видим этот страх и в странах бывшего Советского Союза, и в России, что опыт Арабских революций может быть повторен в этих странах. Европейский Союз, конечно, может вести себя активнее, если речь идет о членах Совета Европы. Россия входит в Совет Европы и это открывает интересные возможности. В то же время есть несколько региональных неправительственных организаций, которые занимаются этой проблемой.
- Понятно, как Европейский союз может повлиять на европейских производителей технологий слежки. Но существуют ли механизмы воздействия на компании-производители за пределами США и Европы?
- Конечно, это сложнее, чем если речь идет об американских или европейских компаниях. Но я все же думаю, что в принципе это возможно. Один пример – это идущее в настоящее время расследование в США в отношении китайских компаний, которые могли продавать такие технологии Ирану.
- Вы имеете в виду скандал вокруг Huawei?
- Точно. Это пример, где США рассматривает деятельность компании, которая находится не в США, а базируется за ее пределами, и стоит вопрос о ее доступе на американский рынок, что, конечно, является значительной угрозой для китайских компаний. Потери в этом случае могут быть довольно значительны. И такая же стратегия может применяться в Европе. И если будут соглашения между Европейским Союзом и США о том, что такие технологии не должны быть использованы для репрессивных целей, то такая мера, как отказ в доступе на рынки, может стать серьезным механизмом воздействия.
|
