Политики в поиске новых форм применения силы в международных отношениях В начале декабря 2012 года прошла XX ассамблея Совета по внешней и оборонной политике (СВОП), в рамках которой состоялась международная конференция «Россия в мире силы XXI века – силы денег, оружия, идей и образов». Одной из тем, рассмотренных на мероприятии, стало значение военной силы в мировой политике (статья модератора сессии – почетного председателя президиума СВОП Сергея Караганова «Неочевидный фактор – сила оружия» опубликованная в еженедельнике «ВПК»). В ходе дискуссии по данному вопросу большинство выступивших отмечали наметившуюся после окончания холодной войны тенденцию снижения влияния и ограничения применения силы оружия прежде всего со стороны ведущих держав. Объяснений этому несколько, в том числе взаимозависимость многих стран, вероятный значительный ущерб от военных действий для экономики при сомнительном выигрыше для элит, трудности использования многотысячных формирований для масштабных операций, значительные затраты на их проведение и негативное отношение обществ этих стран к «жесткой силе». Кроме того, Продолжение в следующем номере.
Всеобщей гармонии не наступило
В XXI веке актуальность применения силы в политике, войне и международных отношениях сохранится. Вопреки иллюзиям, существовавшим на исходе холодной войны, всеобщей гармонии не наступило.
Вместе с тем за последние двадцать лет применение силы отмечается гораздо реже и в меньших масштабах, чем в предыдущий период. Достаточно вспомнить войну в Корее и Афганистане, две в Индокитае, четыре на Ближнем Востоке, между Индией и Пакистаном, между Ираком и Ираном, не говоря уже о многочисленных конфликтах гражданского, этнического и религиозного типа, выливавшихся за пределы границ соответствующих государств. В последнее время ничего похожего не было за исключением ряда менее значимых войн.
В годы холодной войны было несколько кризисов, которые поставили мир буквально на грань глобальной ядерной катастрофы, причем они возникали в отдаленных, не очень-то важных районах. Во время Карибского кризиса стороны чуть не перешагнули грань – спасло от этого чистое везение. Зачастую великие державы воевали друг с другом в скрытой форме. Войны в Корее, Индокитае и на Ближнем Востоке вовлекали косвенным путем оружие, военнослужащих и военных специалистов этих государств. Ничего похожего за последние двадцать лет не было. Сегодня, несмотря на вновь наметившееся размежевание Запада с ОДКБ, ШОС и БРИК, вероятность вооруженного конфликта между великими державами мала, как никогда. Экономическая, социальная и информационная взаимозависимость настолько велика, что любое применение силы, не говоря уже об использовании ядерного оружия, сделает потери и ущерб от такой войны несопоставимо большими, чем любой выигрыш, которого можно было бы достичь.
Единственным исключением является возможность конфликта между США и Китаем из-за Тайваня. Однако его вероятность, несмотря на наращивание военных сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе, тоже не очень велика. Относительно большую опасность представляет обострение ситуации на Корейском полуострове, отношений между Израилем и Ираном, Индией и Пакистаном. В этих случаях наличие ядерного оружия создает вероятность эскалации к его применению и возникновения региональной ядерной войны. Главная угроза – возможность индо-пакистанского конфликта. Но самый большой размах будут иметь столкновения смешанного или трансграничного типа, по существу внутренние с вмешательством извне. С 2000 по 2009 год только три из тридцати конфликтов имели межгосударственный характер. В 2010-м внутренние столкновения составили сто процентов.
Соответственно должна была возрасти роль ООН как легитимного органа по урегулированию конфликтов и миротворческим операциям. В 90-е годы эта международная организация провела 36 миротворческих операций из всех 39, осуществленных за свою историю. Сейчас осуществляется 17. Как показал опыт, это дешевле и эффективнее, чем одностороннее применение силы со стороны США и их союзников, имевшее место в Ираке, Афганистане и Ливии. Однако, к сожалению, миротворческая роль ООН не стала универсальным механизмом урегулирования конфликтов. Это происходило из-за политики западных держав, но и Россия в последнее время серьезно сократила свое участие в этом процессе.
В первые годы после холодной войны наша страна приняла участие в пятнадцати миротворческих операциях, потом активность на данном направлении стала сокращаться. Сейчас Россия находится на 48-м месте по числу персонала, участвующего в миротворческом процессе ООН. Для сравнения: Советский Союз в 1990 году был 18-м, а Российская Федерация в 2000-м – 20-й. Это не соответствует статусу и международной роли, на которые мы претендуем. Я объясняю это тем, что в значительной степени российские ресурсы переориентируются на противостояние с США и НАТО, тем самым Москва теряет возможность участвовать в качестве активного субъекта механизма управления глобальными процессами безопасности.
Относительно самых больших угроз для безопасности России: уход Соединенных Штатов из Афганистана может привести к возврату в страну талибов и приходу их в Центральную Азию, возможность дестабилизации в Пакистане и конфликт его с Индией, распад Ирака, война Израиля против Ирана и последующая волна насилия на Южном и Северном Кавказе.
К сожалению, нет уверенности, что наша страна готова к таким угрозам. Акцентируя программы и силы на конфронтации с США и НАТО, Москва готовится опять к тем войнам, которые скорее всего не возникнут. Шестьдесят лет мы слышали пророчества о катастрофах глобального масштаба, а воевать советским и российским солдатам пришлось в совершенно иных условиях. И нет никаких оснований ожидать, что последующие шестьдесят лет будет по-другому.
В предшествующие годы была явная тенденция роста роли «мягкой силы» в международной политике и уменьшения влияния «жесткой силы». Сейчас эта тенденция изменилась. Но жесткость проявляется не с помощью традиционных армий и флотов, а через качественно новые технологии и операции. Такая «жесткая сила» опирается на «мягкую», прежде всего в части экономической и финансовой мощи, инновациях и информационных технологиях. Поэтому обе силы не заменяют друг друга, а существуют вместе. Полемизируя с Сергеем Александровичем Карагановым, возражу: не любое наращивание вооружений повышает безопасность и увеличивает престиж государства, а только то, которое отвечает реальным, а не надуманным угрозам и соответствует имеющемуся потенциалу страны.
Повышая градус ядерного сдерживания в своей нынешней военной политике, Россия отстает в технологиях информационно-управляющих и высокоточного оружия. Ориентируясь на воздушно-космическую оборону против НАТО, которая в любом случае будет неэффективной, Москва может утратить шанс создать эффективную защиту от ракетных и авиационных ударов безответственных режимов и террористов. Большая по численности и вооружению армия катастрофически страдает от отсутствия стратегической мобильности, которая особенно важна для нашей страны в силу размеров ее и сопредельных территорий, где, может быть, придется участвовать в конфликтах.
Создавая новое сложное оружие, Россия не готовит соответствующий персонал. Одна треть армии, которая по плану будет состоять из призывников двенадцати месяцев обучения, не сможет управлять такой техникой и осуществлять боевые операции нового типа.
По поводу ядерного оружия. За последние двадцать лет оно сократилось почти на порядок, прежде всего за счет России и США, а также Великобритании и Франции. Число ядерных государств выросло до девяти плюс Израиль, Индия, Пакистан и Северная Корея. Между тем Южно-Африканская Республика отказалась от него. Сейчас практически все признают, что распространение оружия массового уничтожения – важнейшая угроза безопасности, особенно из-за вероятности получения доступа к нему со стороны международного терроризма. США ставят эту угрозу на первое место в своих официальной доктрине и программах вооружения. Но применяют военную силу зачастую ради других целей, просто прикрываясь интересами нераспространения.
Что касается Российской Федерации, то у нее даже в доктрине угроза распространения и международного терроризма стоит одной из последних в списке, уступая опасностям, которые Москва видит со стороны США и НАТО. При этом Россия объективно наиболее уязвима для угроз, которые несут с собой распространение ядерного и ракетного оружия, а также терроризм.
Роль сдерживания в безопасности великих держав будет снижаться. Во-первых, уменьшается вероятность большой войны между ними и сокращается количество ядерного вооружения. Во-вторых, весьма сомнительна его эффективность против радикальных, фанатичных, безответственных режимов и тем более против террористов. В-третьих, это оружие уже доступно не только «богатым», но и «бедным». Его распространение, естественно, девальвирует ядерные арсеналы великих держав. Поэтому упор России на ядерное сдерживание – это попытка повернуть вспять объективные процессы.
В последнее время противоракетная оборона обрела новую роль и технику. И хотя России и США не удалось договориться по этому поводу, дальнейшее распространение противоракетных технологий – магистральное направление военно-технического развития и наша страна с некоторым опозданием тоже к нему присоединяется. В мире это находит все большее признание и поддержку – НАТО, Израиль, Индия, Япония, Южная Корея и Китай становятся на путь развития этих технологий.
Другое направление – высокоточное оружие большой дальности. Здесь упоминались концепция быстрого глобального удара, высокоточные гиперзвуковые средства. Не надо преувеличивать эту опасность. В Соединенных Штатах пока лишь эксперименты, разработки и исследования, ничего на данный момент не создано, обоснования для такого оружия неясны. Поэтому сейчас в отношениях взаимного сдерживания противоракетная оборона и высокоточные неядерные средства будут играть возрастающую роль. В интересах России, США и Китая, если он присоединится к этому процессу, сдержать рост оборонительных и наступательных неядерных вооружений путем соглашений и договоров.
Поскольку сейчас ставится вопрос о расширении формата ядерного разоружения с двухстороннего на многосторонний, нам придется говорить о нестратегическом или тактическом ядерном оружии. Если Россия и США не начнут серьезное обсуждение данной темы, то третьи ядерные державы вряд ли когда-то в том или ином формате присоединятся к этому процессу.
Алексей Арбатов, руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО РАН, член президиума СВОП, академик РАН
Озарения сложить оружие нет
Homo sapiens использовал силу в качестве инструмента для достижения политических целей, защиты или приобретения новых территорий с самого начала истории человечества.
Как подсчитали исследователи, всего люди провели более 14 тысяч различных войн, в которых погибли примерно четыре миллиарда человек. Только в ХХ веке в военных конфликтах убиты около двухсот миллионов. Сейчас у нас нет озарения, которое позволит сложить оружие. Это фантастика. Как государства, так и негосударственные игроки продолжат использование силы для достижения поставленных целей. Другое дело, какие должны быть критерии для применения ее со стороны национальных субъектов.
Я придерживаюсь доктрины Каспара Уайнбергера 1984 года. Первое: США или их союзники могут использовать военную силу в ситуации, когда под угрозой наши национальные интересы. Второе: должно быть четкое понимание того, что данную войну можно выиграть. После событий в Персидском заливе Колин Пауэлл добавил к этому свое требование – решительное использование силы в целях достижения победы в кратчайшие сроки. Третье: мы должны активно применять этот инструмент для решения четко поставленных военных и политических задач. При этом следует постоянно делать оценку целесообразности и необходимости использования военной силы. Требуется также поддержка подобных действий со стороны конгресса и общественности, и, наконец, сила должна быть применена только в качестве самого последнего аргумента. Моя точка зрения заключается в том, что оглядываясь на историю США, есть еще одно требование. Соединенные Штаты не могут вмешиваться и вступать в войну, если они неспособны оказать обществу, в конфликт которого они вмешиваются, социальную и экономическую помощь, особенно если оно этого не желает. Данные критерии следовало применить во время войны против Ирака в 2003 году. Если бы американская разведка должным образом провела анализ ситуации, то указанной кампании не было бы. Вне всякого сомнения, эти действия стали величайшей стратегической ошибкой Соединенных Штатов после окончания Второй мировой войны.
Было бы полезно вспомнить недавние комментарии относительно участия США в подобной кампании нашего главы военного ведомства Боба Гейтса: «Любые будущие министры обороны, которые станут советовать президенту послать большую наземную армию в Азию, Африку или на Ближний Восток, должны прежде всего пройти консультации у психиатра на предмет, все ли у них в порядке с головой». Но несмотря на это, страны продолжают применять силу.
Относительно использования силы оружия ведущими государствами в будущем. В последнее время отмечены несколько американо-натовских операций в Афганистане и Ираке, военные действия между Россией и Грузией. Опасность конфликта между США и Китаем из-за Тайваня значительно уменьшилась частично за счет очень эффективного мирного подхода Пекина к тайваньскому вопросу. Другими странами, такими как Япония, Индия, военная сила не была применена. Если мы посмотрим на проблему, которая существует на уровне ООН, НАТО, в какой-то степени и в России, хотя и меньше, то мое пророчество заключается в том, что в США уменьшился энтузиазм в отношении применения военной силы для защиты национальных целей и интересов. Его стало гораздо меньше по сравнению с предыдущими десятилетиями. Это касается прежде всего проблемы Ирана. Последние три американских президента говорили, что Вашингтон не разрешит Тегерану стать обладателем ядерного оружия. Если ситуация не изменится, то шансы военного конфликта между США и Ираном станут довольно значительными. Это одна из причин, почему мы хотим вести мирные переговоры, чтобы не допустить этого.
Вероятность применения ядерного оружия в XXI веке более высокая, чем после окончания Второй мировой войны. Почему так? В ближайшие 20–30–40 лет возможно увеличение числа стран, обладающих атомной бомбой. Эти технологии станут более доступными, в том числе и для террористических групп. Эпицентр подобной угрозы – Большой Ближний Восток, он становится все более нестабильным, такой ситуации там не было последние сто лет. Особенно Иран, который постоянно тестирует Совет Безопасности ООН с точки зрения режима нераспространения. Поэтому есть большая вероятность того, что кто-то получит доступ к ядерному оружию, чтобы воспользоваться им в своих целях.
Что касается сокращения боезарядов со стороны Российской Федерации и Соединенных Штатов, то здесь не столь важно их количество, так как я не вижу такой ситуации, когда Россия будет использовать ядерное оружие в отношении США. Конечно, если безопасность хранения боезарядов Москва гарантирует, мне все равно, сколько у нее тысяч ядерных боеголовок.
Хочу закончить хорошими новостями. Я не думаю, что будет война между ведущими державами в ближайшие несколько лет. Не могу представить, что в обозримом будущем начнется война между США и Россией или Китаем, Россией и странами Европы, Индией и США или Япония вступит в вооруженный конфликт с кем-либо еще. Эти государства не станут воевать друг с другом, но возможны другие войны, которые большие страны могут вести против маленьких, или, например, Индия – Пакистан, если Исламабад проведет какую-то террористическую операцию на индийской территории. Это может привести к крупномасштабной войне в этом регионе. Конечно, сохраняется опасность возникновения конфликтов между небольшими странами и гражданских войн, как мы это видим сейчас.
Наконец, последний аспект. С точки зрения американского стратега, который внимательно изучал нашу историю за последние два десятилетия. Цитирую Уинстона Черчилля о применении силы: «Давайте учиться на наших уроках, никогда не считайте, что любая война будет гладкой и легкой или что любой, кто вступает на этот путь, может затем управлять теми ураганами и приливами, которые встретятся на его пути. Тот политик, который жаждет войны, должен понимать, что если он отдал сигнал о начале военных действий, то перестает управлять и становится не господином, а рабом неконтролируемых событий».
Роберт Блэквилл, старший научный сотрудник Совета по международным отношениям (США)
Опубликовано в выпуске № 4 (472) за 30 января 2013 года
|
