За несколько часов до того, как президент Барак Обама призвал в Берлине к дальнейшему сокращению ядерных вооружений, президент Владимир Путин выступил 19 июня 2013 года с «упреждающим» контраргументом. Он заявил: «Мы видим, что в мире активно развиваются неядерные системы высокоточного оружия. По своим ударным возможностям они приближаются к стратегическим ядерным вооружениям. Государства, располагающие такими системами, серьезно повышают свой наступательный потенциал».
Не подлежит сомнению, что Путин в первую очередь имел в виду Соединенные Штаты. Российское стратегическое сообщество не раз выражало озабоченность в связи с тем, что американские высокоточные обычные вооружения могут представлять опасность для ядерных сил страны. Вопрос о «стратегическом неядерном оружии», судя по всему, станет одной из главных тем на будущих переговорах по контролю над вооружениями. Более того, если в отношениях между США и Россией возникнет кризис, достаточно серьезный, чтобы они рассматривали возможность применения ядерного оружия, страх перед неядерным контрсиловым оружием может спровоцировать первый ядерный удар.
В этой связи российские чиновники и эксперты обращают особое внимание на одну американскую программу в области развития обычных вооружений под названием «Неядерный быстрый глобальный удар» (НБГУ) – инициативу по разработке неядерного оружия дальнего действия, способного в короткие сроки поражать цели на большом расстоянии.
В частности, в 2007 году Анатолий Антонов, занимавший тогда пост директора департамента по вопросам безопасности и разоружения российского МИДа, отметил, что концепция быстрого глобального удара (так в то время называлась программа НБГУ) «в сочетании с глобальной ПРО становится инструментом обретения политического и стратегического доминирования в мире».
В свою очередь, администрация Обамы заявляет, что НБГУ «не отразится негативно на стабильности наших отношений с Россией и Китаем в ядерной сфере». Действительно, хотя и администрация Джорджа Буша-младшего, и администрация Обамы говорили о возможности использования вооружений, создаваемых в рамках НБГУ, против ядерных сил противника, единственные потенциальные цели, упоминавшиеся в этой связи – Северная Корея и Иран в случае его превращения в ядерную державу, либо, когда подобная конкретизация была неуместна – «деструктивные государства» или «региональные противники» (Россия на жаргоне американских военных называется по-иному – «почти равным конкурентом»). Более того, идея замены значительного количества ядерных вооружений обычными, никогда не пользовавшаяся особой поддержкой в правительстве США, сейчас окончательно потеряла популярность. Чтобы не было неясностей, замечу: у Соединенных Штатов есть долгосрочная заинтересованность в создании обычных вооружений для применения в случаях, когда даже ограниченные ядерные удары невозможны, но масштабная замена ядерных вооружений неядерными – совсем иное дело.
Тем не менее очевидно: Москва не убеждена, что НБГУ не подорвет ее ядерный потенциал сдерживания. В связи с этим возникают вопросы: способна ли НБГУ в техническом плане представлять угрозу для российских ядерных сил и каким образом в политическом плане Россия и США могут наладить сотрудничество для укрепления взаимной безопасности?
Что это такое - неядерный быстрый глобальный удар?
В качестве цели программы НБГУ зачастую называется создание высокоточных обычных вооружений большой дальности, способных в течение часа поразить цель в любой точке земного шара. Однако сегодня центр тяжести программы сместился в сторону разработки систем, не имеющих глобального охвата. В данный момент практически все финансирование выделяется на создание «гиперзвукового оружия нового поколения» – планирующего боевого блока, предназначенного для полета в верхних слоях атмосферы и разгоняемого ракетой-носителем до гиперзвуковой скорости (как минимум в пять раз превышающей скорость звука). В случае принятия на вооружение система гиперзвукового оружия нового поколения будет базироваться на суше и на море и иметь дальность 8 тысяч километров. В последнем военном бюджете Соединенных Штатов финансирование разработки более известной системы глобального действия – ракетно-планирующего аппарата под названием «Гиперзвуковой летательный аппарат-2» – после двух неудачных летных испытаний сокращено почти до нуля, а статус самого проекта снижен до «программы уменьшения технологических рисков».
В настоящее время программа НБГУ находится в стадии НИОКР. Решения о принятии этой системы на вооружение пока нет. Однако администрация Обамы дает понять, что намерена принять решение о ее приобретении в ближайшие несколько лет.
Когда (и если) процесс принятия такого решения начнется, гиперзвуковое оружие нового поколения скорее всего будет не единственной рассматриваемой системой. По некоторым признакам администрация Обамы изучает вопрос о создании новой баллистической ракеты морского базирования промежуточной дальности, которая могла бы быть оснащена управляемым, маневрирующим, но не планирующим боевым блоком. Возможно, будет рассматриваться и принятие на вооружение гиперзвуковых крылатых ракет, разрабатываемых в рамках отдельной программы, в административном плане не связанной с НБГУ. Наконец, поскольку администрация Обамы привержена принципу конкуренции при оборонных закупках, военная промышленность, возможно, предложит и другие идеи.
Кроме того, с учетом мер жесткой бюджетной экономии, принимаемых сейчас в Соединенных Штатах, существует вероятность, что программа будет закрыта либо администрацией, либо Конгрессом. Хотя Конгресс в целом поддерживает концепцию НБГУ, он резко негативно относится к ряду конкретных проектов в данной сфере (в том числе к переоборудованию баллистических ракет «Трайдент-D5» под неядерные боеголовки). Нет никаких гарантий, что законодатели санкционируют ассигнования на закупку такого оружия. И даже в том случае, если система будет принята на вооружение, ее развертывание скорее всего начнется не раньше середины 2020-х годов.
Представляет ли оружие НБГУ угрозу для шахт российских РВСН?
Ведущиеся в США дискуссии относительно применения средств НБГУ против укрепленных или находящихся глубоко под землей целей неизменно вызывают в России озабоченность относительно выживаемости ее межконтинентальных баллистических ракет (МБР) шахтного базирования.
Боеголовки проникающего действия на средствах НБГУ будут иметь одно серьезное преимущество и один серьезный недостаток по сравнению с авиабомбами, например GBU-57, более известной под названием «Проникающий боеприпас большой мощности». Эта бомба, как сообщается, способна пробить до 20 метров бетона и является самым эффективным неядерным бетонобойным оружием в арсенале США. Преимущество боевых блоков, доставляемых к цели средствами НБГУ, заключается в намного большей скорости. По моим расчетам, они смогут пробивать от 30 до 40 метров бетона. Недостаток же связан со сравнительно небольшим объемом неядерного взрывчатого вещества, которое они смогут нести (вероятно, в 10 раз меньше, чем у GBU-57), из-за чего их разрушительное действие будет значительно слабее.
Боеприпас проникающего действия может уничтожить ракету шахтного базирования, пробив крышку шахты и взорвавшись в ее стволе. Защитные крышки шахт российских ракет РС-20 (SS-18), как сообщается, имеют толщину в 1 метр и состоят в основном из армированного бетона. Таким образом, очень маловероятно, чтобы эта крышка могла обеспечить защиту от боеприпасов проникающего действия (будь то авиабомба или боевой блок НБГУ). В результате можно предположить, что прямое попадание в пусковую шахту приведет к уничтожению ракеты.
Сложнее ответить на другой вопрос: если прямого попадания не будет, на каком расстоянии от шахты должен взорваться проникающий боеприпас, чтобы уничтожить ее содержимое? В конце концов шахта – это небольшая цель, и точно поразить ее трудно (например, радиус ствола шахты РС-20, по имеющимся данным, составляет всего 2,95 метра).
Даже не попав в ствол шахты, боеприпас проникающего действия может нанести ей серьезный ущерб, пробившись в окружающую толщу бетона или скальной породы, где и произойдет взрыв его неядерного заряда. При детонации на оптимальной глубине образуется довольно большая воронка. Как показывают эксперименты, при взрыве в скальной породе GBU-57 образуется воронка радиусом до 8 метров, тогда как воронка при детонации проникающего боеприпаса, доставленного средствами НБГУ, будет в два с лишним раза меньше. Эта разница говорит о том, что при равной точности GBU-57, вероятно, будет более эффективным средством поражения шахт, чем оружие НБГУ (на графике показана вероятность поражения цели в зависимости от точности попадания для обеих систем).
В плане точного уровня угрозы, которую оружие НБГУ будет представлять для шахт, эти приблизительные расчеты говорят о том, что для уничтожения с вероятностью 90% МБР шахтного базирования необходима точность попадания в районе 3 метров. Такой точности можно добиться в идеальных условиях при наведении с помощью системы глобального позиционирования (GPS). Однако в условиях кризиса или во время войны Россия, вероятно, постарается заглушить сигналы GPS помехами. В этом случае многое будет зависеть от эффективности мер США по противодействию помехам и от возможности оснащения оружия НБГУ дополнительными системами наведения – и то и другое представляет собой сложную техническую задачу.
Еще одной проблемой при использовании оружия НБГУ против ракетных шахт станет преодоление ПВО и ПРО. Повышение боевой живучести оружия НБГУ будет основано на его высокой скорости. Но если скорость проникающего боеприпаса при заходе на цель слишком велика (более 1000 метров в секунду), при соприкосновении с землей он может подвергнуться существенной деформации и даже развалиться, что существенно снизит его боевую эффективность. По этой причине системам НБГУ, оснащенным боеголовками проникающего действия, при подлете к цели придется существенно замедляться по сравнению с крейсерской скоростью, что повысит их уязвимость и возможность их перехвата.
Таким образом, есть веские основания сомневаться в том, что оружие НБГУ будет представлять серьезную угрозу для российских ракетных шахт. Конечно, даже в этом случае такая угроза может исходить от других типов обычных вооружений. Как отмечает российский аналитик Евгений Мясников, теоретически против шахт можно применять различные типы неядерных боезарядов, включая и кумулятивные боеголовки на крылатых ракетах, и эффективность каждой из систем следует анализировать отдельно. Однако с учетом политической значимости программы НБГУ вывод о том, что создаваемые в ее рамках вооружения не смогут гарантированно подвергнуть опасности ракетные шахты, не лишен важности.
Угрожает ли оружие НБГУ российским МБР?
Из примерно 1050 стратегических ядерных боезарядов наземного базирования, которыми располагает Россия, около 20% размещены на мобильных пусковых установках. Трудности, связанные с осуществлением задачи поражения мобильных ракетных комплексов, со всей наглядностью проявились в ходе «большой охоты на «Скады» во время войны против Ирака в 1991 году. Тогда авиации США не удалось добиться ни одного подтвержденного попадания в цель при нанесении ударов по связанным с такими ракетами объектам, несмотря на 1460 боевых вылетов, осуществленных непосредственно для их поражения. С тех пор эффективность сил и средств США для борьбы с мобильными целями значительно повысилась. Однако по-прежнему существуют веские основания для сомнений в том, что американские системы разведки и наблюдения, способные работать из-за пределов театра военных действий, могут выявлять и отслеживать перемещающиеся ракетные комплексы с достаточной надежностью, чтобы обеспечить их эффективное поражение (хотя, конечно, из-за высокой засекреченности этих систем любое обсуждение их возможностей обязательно носит весьма приблизительный характер).
Беспилотный летательный аппарат Х-51А WaveRider (США)
Наиболее многообещающими средствами слежения за мобильными ракетами на большом расстоянии являются спутниковые радары. Хотя в настоящее время Соединенные Штаты не располагают достаточным количеством таких спутников, их необходимое количество не настолько велико, чтобы эти системы нельзя было развернуть. За последние 15 лет в США был разработан ряд планов по созданию группировки спутниковых РЛС, способной почти непрерывно наблюдать за большей частью территории планеты. В весьма значимом докладе по вопросу о НБГУ, подготовленном в 2008 году по поручению Конгресса, Национальный научный совет Национальных академий США отметил, что последняя из этих программ – «Космический радар» – должна повысить способность США выявлять мобильные цели с «эпизодической» до «сравнительно надежной». Однако в том же 2008 году программа была закрыта: очевидно, это произошло в период между окончанием работы над докладом и его публикацией. Никакой другой программы ей на замену, судя по всему, не появилось, и, учитывая нынешние финансовые реалии, вряд ли появится.
В обозримом будущем единственным реальным средством обнаружения мобильных ракет и слежения за ними останутся средства воздушного базирования: пилотируемые и беспилотные летательные аппараты. Однако против России, огромного государства с высокоразвитой системой ПВО, такой подход вряд ли будет результативен (особенно после того, как недавно были положены под сукно планы по замене стареющих самолетов E-8 с единой радиолокационной системой наблюдения, нацеливания и управления огнем JSTARS). Одним словом, если США не разработают надежную систему обнаружения и слежения за мобильными целями, вооружения НБГУ – или любые другие системы высокоточного оружия – вряд ли будут представлять серьезную угрозу для российских мобильных ядерных сил после их рассредоточения.
Возможные варианты действий
Несмотря на все эти технические аргументы, представления американских и российских специалистов по стратегическому планированию относительно степени угрозы, которую НБГУ и другие системы высокоточных обычных вооружений представляют для ядерных сил России, существенно различаются. Отчасти это почти наверняка связано с различием исходных допущений каждой из сторон. Российскую сторону, очевидно, беспокоит возможность внезапного неядерного удара в мирное время, когда помехи для GPS не включены, система ПВО не приведена в состояние повышенной боевой готовности, а мобильные ракеты не рассредоточены. Американские же специалисты, если они вообще думают о подготовке такого удара, напротив, должны исходить из того, что российские Вооруженные силы будут находиться в режиме повышенной боевой готовности. Необходимы практические меры по созданию у российской стороны уверенности, что система НБГУ не создаст угрозы для ее ядерных сил.
В конечном счете самым эффективным из имеющихся у Москвы способов обеспечить выживаемость ее ядерных сил в условиях совершенствования обычных вооружений в США являются действия по принципу «помоги себе сам». В частности, проведенный выше анализ позволяет предположить, что рассредоточенные мобильные МБР имеют больше шансов уцелеть, чем ракеты шахтного базирования. Более того, если серьезную опасность для ракетных шахт могут создать любые системы обычных вооружений, проблема лишь усугубится при оснащении ракет шахтного базирования многозарядными боеголовками. По этой причине российской стороне стоит задуматься, отвечает ли ее подлинным интересам разработка новой тяжелой МБР шахтного базирования с разделяющейся головной частью или ей лучше продолжать вкладывать средства в новые мобильные комплексы. Кроме того, Россия могла бы рассмотреть вопрос о переводе какой-то небольшой части своих мобильных МБР в режим постоянной повышенной боеготовности даже в мирное время.
Возможна и реализация ряда совместных мер с целью повышения уверенности в том, что развертывание американской системы НБГУ не отразится негативно на выживаемости российских ядерных сил. Одним из эффективных средств укрепления доверия стало бы включение всех вооружений НБГУ в зачет по новому российско-американскому договору о контроле над вооружениями. Однако, поскольку существующие разногласия по системе ПРО все еще не устранены, вероятность заключения такого договора невелика, а значит, по крайней мере на ближайшую перспективу этот путь решения проблемы НБГУ не будет возможен.
К счастью, существуют и другие варианты возможного сотрудничества. Первоочередной задачей является налаживание диалога между Вашингтоном и Москвой по НБГУ. Так как программа еще не вышла из стадии НИОКР, сохраняется и политическая почва для того, чтобы Россия разъяснила США причины своей озабоченности, а Соединенные Штаты развивали эту программу таким образом, чтобы она представляла меньшую угрозу для России. Это не означает, что Соединенные Штаты должны предоставить России право вето в вопросе о принятии на вооружение систем НБГУ. Речь идет о том, что администрация Обамы может проявить гибкость в вопросе о том, как данная программа будет осуществляться.
В рамках указанного диалога можно было бы также выработать отдельные меры по укреплению доверия, например, обмен данными, декларации и совместные исследования. Другие шаги, в частности уведомления о пусках и инспекции, могли бы устранить иные потенциальные риски, связанные с НБГУ, в том числе возможность, что Россия ошибочно примет средство НБГУ за комплекс, оснащенный ядерным оружием.
Меры по укреплению доверия могли бы носить юридически или политически обязывающий характер, и согласовать их можно в сравнительно короткие сроки. Другое преимущество такого подхода заключается в том, что некоторые из этих мер пригодны для распространения на другие неядерные силы и средства, в частности на крылатые ракеты большой дальности. Соединенные Штаты, конечно, не согласятся установить обязывающие лимиты на эти вооружения, однако с учетом ведущихся в России работ на данном направлении они заинтересованы в повышении транспарентности в данной сфере. В результате ряд мер по укреплению доверия, например, обмен данными, ограничения по базированию, уведомления о перемещениях соответствующих вооружений могли бы носить взаимный, а значит, и, несомненно, взаимовыгодный характер.
Обмен данными по высокоточному оружию, в том числе крылатым ракетам и системам НБГУ, мог бы охватывать сведения об их приобретении и развертывании. По первому вопросу стороны могут договориться об обмене информацией относительно планов по закупке согласованных типов высокоточных обычных вооружений, скажем, на ближайшие пять лет. Можно было бы условиться и о предварительном, например, за год, уведомлении об изменениях в таких планах. Вместе с тем трое российских аналитиков: Алексей Арбатов, Владимир Дворкин, Сергей Ознобищев – выступили с предложением обмениваться данными о практике размещения высокоточного оружия на кораблях, подводных лодках и самолетах. Этого можно достичь, например, за счет обмена данными о ряде типов высокоточных обычных вооружений, развернутых на определенных театрах.
Меры сотрудничества помогли бы разрешить и любые собственно технические разногласия между Россией и Соединенными Штатами относительно угрозы для пусковых шахт со стороны высокоточного обычного оружия, например, крылатых ракет или систем НБГУ. В частности, чтобы попытаться снять озабоченность по этому вопросу Академии наук США и России могли бы провести совместное исследование. Если и оно не устранит разногласия, следующим этапом могут стать совместные эксперименты, например, реальный подрыв такого боеприпаса рядом с макетом, имитирующим крышку шахты.
Меры по укреплению доверия полезны независимо от того, удастся ли США и России заключить новый договор по контролю над вооружениями. Более того, запустив механизм сотрудничества и приступив к урегулированию спорных вопросов, они повысят шансы на достижение такого договора.
Выводы
Существует реальная опасность того, что ситуация с давними разногласиями между США и Россией по противоракетной обороне повторится в отношении НБГУ и, возможно, других высокоточных обычных вооружений. Аналогии здесь очевидны. И ПРО, и неядерные стратегические вооружения вызывают в российском стратегическом сообществе глубокую озабоченность относительно выживаемости ядерных сил страны. И в обоих случаях последствия этой озабоченности отражаются на двусторонних отношениях в целом.
Если создание американской системы ПРО будет и дальше проходить медленнее, чем ожидалось (о чем свидетельствует, в частности, недавняя отмена четвертой фазы планов в рамках «Поэтапного гибкого подхода для Европы»), высокоточное обычное оружие может занять место противоракетной обороны в качестве главного раздражителя в стратегических отношениях России и США. Недопущение такого результата, несомненно, отвечает интересам Москвы и Вашингтона.
К счастью, в плане поиска решений между НБГУ и программой ПРО существует одно важнейшее различие: первая все еще находится на этапе НИОКР. Решение о принятии на вооружение каких-либо систем НБГУ не достигнуто, и их развертывание, если оно вообще состоится, начнется не раньше, чем через десять лет. В результате вероятность успешного сотрудничества по этому вопросу выше, чем по системе ПРО, которая уже развертывается. Однако это окно возможностей не останется открытым вечно. России и США следует воспользоваться им как можно скорее.
Джеймс Эктон
|
