В момент, когда западный мир поглощён недавними событиями в Крыму, страны на периферии видят возможность использовать уширяющуюся пропасть между Россией и США/ЕС в своих собственных целях. Внутри иранского режима уже началась дискуссия о том, как лучше всего распорядиться этой дипломатической размолвкой для ослабления международного давления на ядерную программу Ирана и изоляции страны.

С одной стороны, правительство президента Роухани рассматривает крымские потрясения как шанс разорвать существовавшую до настоящего времени американо-российскую договорённость о санкциях в отношении Тегерана за его активность в ядерной сфере, но ориентация политики на Москву для этого лагеря конечной целью не является. Оппоненты Роухани из числа непримиримых, тем не менее, понимают всё весьма иначе. Лагерь сторонников жёсткого курса в Тегеране чует затяжной российско-американский конфликт, и некоторые его выразители уже надеются обосновать необходимость для Тегерана предпочесть Россию политике разрядки с Вашингтоном Роухани.

Крымский кризис в прочтении Ирана

Перспектива новой холодной войны между Соединёнными Штатами и Россией дразнит надеждами очень многих в Тегеране. Как только начал разворачиваться кризис вокруг Крыма, множество иранских политических деятелей начало громко спекулировать относительно более широких последствий вновь разгоревшейся битвы за влияние в мире между Москвой и Вашингтоном.

Это чувство возбуждения переступает фракционные границы в среде иранской политической элиты. И умеренный лагерь, возглавляемый президентом Хасаном Роухани, и его оппоненты в консервативной фракции в Тегеране, соглашаются с тем, что кризис в американо-российских отношениях дарует Ирану благоприятную возможность; отныне от России ожидается гораздо меньшая склонность сотрудничать с Вашингтоном в вопросе сдерживания иранской ядерной программы.

Согласно преобладающей в Иране точке зрения, американо-российская договорённость была важным фактором установления международного консенсуса против спорной ядерной программы Ирана. Это понимание подкрепляется тем фактом, что с июля 2006 года, когда на Иран был наложен первый раунд международных санкций, русские широко поддерживали американские меры, направленные на то, чтобы Иран умерил свои ядерные желания. В глазах творцов иранской политики, возможная кончина этой американо-российской договорённость может означать только ослабление международного консенсуса, который подрывал позиции Тегерана на мировой дипломатической арене и своими последствиями разрушал его экономику. После внезапного начала крымского кризиса Москва уже намекнула, что пересмотрит своё прежнее сотрудничество с Вашингтоном в отношении Ирана.

Хотя умеренные и радикальные фракции согласны с тем, что последствия американо-российской ссоры из-за Крыма скорее всего будут иметь длительное влияние на мир, они явно расходятся в оценке характера возможностей, которые открываются с этим для Ирана. По мнению умеренных, возобновление конфликта между Россией и США даёт Тегерану крайне необходимое пространство для дипломатического манёвра с целью подрыва международного консенсуса, цель которого – давить на Тегеран до тех пор, пока он не сможет рассеять все сомнения в своих ядерных намерениях. Иными словами, российско-американский конфликт расценивается как драгоценный рычаг в руках Тегерана в момент, когда правительство Роухани изыскивает способы снять с Ирана оковы международной изоляции.
Для идеологически мотивированного консервативного лагеря в Тегеране, с его врождённой подозрительностью и враждебностью к США, кризис вокруг Крыма – не просто средство ослабления изоляции Ирана, но потенциально и фактор крутой переориентации внешнеполитической повестки Тегерана. Он рассматривается как прекрасный случай для того, чтобы Тегеран покончил со стремлением Роухани добиться политики разрядки в отношениях с США. Вместо этого Иран на заре новой холодной войны должен присоединиться к Москве. Как незадолго до аннексии Крыма к России выразилась в редакционной статье газета консерваторов «Хорасан», «предстоящие дни будут временем оценки нынешних структур и принятия решения о старом мировом порядке, который действовал со времён Второй мировой войны и [последней] холодной войны».

Взгляд из лагеря Роухани

С момента своего прибытия в президентский дворец Саад Абад в августе 2013 года, Хасан Роухани и его правительство несомненным приоритетом своей политики сделали дипломатические усилия Ирана по уменьшению напряжённости с США и другими западными странами. Как подтвердит любой здравомыслящий аналитик, Роухани заявил о том, что продолжение действия международных санкций, наложенных на Иран, будет невыносимым для его страны и пообещал снять изоляцию с Ирана. Внешнеполитический фокус Роухани на США и Западе был связан с двумя основными моментами.

Первым и безусловно самым важным было то обстоятельство, что Вашингтон выступал главным субъектом принятия решений, которые определяли степень и силу вредоносных санкций, с которыми столкнулся Тегеран. Поэтому аннулирование вредоносных санкций неизменно предполагало взаимодействие с Вашингтоном. Как высказался аятолла Али Акбар Хашеми Расфанджани – сам бывший президент (1989-1997) и, можно сказать, ближайший политический союзник Роухани в Тегеране – «Америка – главная мировая держава. Если мы можем вести переговоры с европейцами, китайцами и русскими, почему мы не можем вести переговоры с американцами?»

Менее значимый фактор был связан с тем, что в общем Роухани и его правительство несомненно западноцентричны в своём мировоззрении. Ушли в прошлое дни бывшего президента Махмуда Ахмадинеджада, который на протяжении восьми лет нахождения в должности рекламировал представление об иранской внешней политике, как фокусирующейся на Юге (Африка и Латинская Америка) и Востоке (Восточная Азия), чтобы внушить малоубедительную точку зрения, согласно которой Иран может обойти давление Запада.
Обещание Роухани относительно своей внешнеполитической кампании заключалось в том, чтобы прекратить политику бесцельного символичного рисования Ахмадинеджада на публику и заменить её концентрацией на узких, но осязаемых задачах политики. Запуск процесса восстановления отношений с Западом стоял во главе списка приоритетов, но более широкая цель этого нового умеренного иранского правительства состояла в общем пересмотре иранской внешней политики. В указанном контексте, и даже до того, как грянул кризис вокруг Крыма, правительство Роухани, вскоре после прихода к власти, начало также обрабатывать и Москву. Замысел был не в том, чтобы оказать России предпочтение перед Западом, а в том, чтобы использовать российский канал как способ ослабить существующие экономические страдания, которые терпел Тегеран, поскольку бо́льшая часть санкций осталась в силе, даже после того, как Тегеран достиг ядерной сделки с группой «5+1» в Женеве в ноябре 2013 года.

Польза от России

Акцент правительства Роухани на экономическом сотрудничестве в своём подходе к Москве был очевиден с самого начала. Фундамент Роухани заложил во время своей первой встречи с президентом Владимиром Путиным. На полях сентябрьского саммита ШОС в Бишкеке Роухани и Путин многозначительно подчеркнули полезность более тесного экономического сотрудничества. Не прошло и двух месяцев, и вскоре после ноябрьской ядерной сделки 2013 года в Женеве Тегеран и Москва объявили о сделке «нефть в обмен на товары» на сумму 1,5 миллиарда долларов в месяц или приблизительно 500 тысяч баррелей иранской нефти в день в обмен на российские товары, в том числе зерно.

Правительство Роухани не скрывало своего желания видеть более конкретные гарантии со стороны Москвы в отношении иранского рынка. Последний посол Ирана в Москве Мехди Санаи поведал о том, что в настоящий момент две страны ведут переговоры по «множеству вопросов экономики, от энергетики до банковской деятельности».
Санаи бравировал тем, что широкий двусторонний экономический пакет может вступить в силу к августу 2014 года. Для содействия этой повестке в апреле в Тегеран должен нанести визит министр экономического развития России Алексей Улюкаев. Было сказано, что сам Путин, который посещал Тегеран в 2007 году, планирует ответный визит в Иран, хотя эта информация приводилась до крымского кризиса. Тем временем, министры иностранных дел России и Ирана Сергей Лавров и Джавад Зариф посетили столицы друг друга в декабре 2013 и январе 2014 года соответственно.

Однако понятно, что дело не в одном только простом предоставлении канала для реализации иранской нефти через Россию и осуществлении других мер по слому санкций. Тегеран анонсировал, что часть российских платежей за иранскую нефть может быть осуществлена в форме помощи в строительстве в Иране новых атомных электростанций. Глава Организации по атомной энергии Ирана Али Акбар Салехи заявил, что Тегеран ведёт переговоры с Москвой о заказе новой АЭС мощностью 4000 мегаватт рядом с существующим ядерным объектом в Бушере, где русские в 2011 году завершили первый 1000-мегаваттный иранский реактор.

Москва неоднократно выражала желание играть ведущую роль в планах развития ядерной энергетики Ирана, перед которой поставлена официальная задача выйти к 2020 году на суммарную мощность 20 тысяч мегаватт. Русские, однако, должны с подозрением отнестись к тому, что последние предложения сотрудничества в области экономики и атомной энергетики имеют большее отношение к попыткам правительства Роухани укрепить новообретённый ядерный статус Ирана на фоне глубоких сомнений на Западе, чем являются отражением неизменного интереса к России как к основному коммерческому и торговому партнёру.

Это было бы честной оценкой со стороны русских. Правительство Роухани невозможно обвинить в том, что оно смотрит на Россию через розовые очки. Действия России за последнее десятилетие вызвали сильную горечь в Тегеране. Помимо своей неоднократной поддержки санкций в отношении Ирана в Совете Безопасности ООН, решение Москвы отказаться в 2010 году от продажи долгожданного зенитно-ракетного комплекса С-300 в сочетании с ощутимым затягиванием завершения строительства первого энергоблока в Бушере укрепило традиционные иранские сомнения в России. В Тегеране возобладало понимание того, что Москва разыгрывала Иран как карту ради обеспечения своих собственных интересов перед Западом, и что она без колебаний откажется от своих обязательств перед Ираном, если этого потребуют обстоятельства.

Разыгрывать русскую карту как козырь в своих отношениях с Западом является для правительства Роухани делом приемлемым и обоснованным. По сути, именно этот курс, вероятно, попробует избрать правительство Роухани по мере проявления в ближайшие месяцы последствий российско-американского конфликта из-за Крыма.
Как недавно сказал близкий к правительству Роухани внешнеполитический эксперт Насер Хадиан в статье, опубликованной недавно в Iranian Diplomacy, рупоре влиятельных голосов, в большинстве своём поддерживающих внешнеполитическую программу Роухани, Иран должен действовать как «национальное государство» в соответствии с внешней политикой, которая будет служить его собственным национальным интересам.

Иными словами, вместо того, чтобы гнаться за идеологически испорченными и зачастую иллюзорными надеждами, которые стали привычными в эпоху Ахмадинеджада, правительство Роухани должно эксплуатировать расхождения между США и Россией, но стараться не вставать на чью-либо сторону в крымском кризисе. Ведь Россия никогда не занимала сторону Ирана в его ядерном споре с Западом, а значит, Тегеран ничего Москве не должен. Судя по всему, эта точка зрения в лагере Роухани является решающей.
В то же время, нет сомнений, что есть иранские сторонники жёсткой линии, которые из российской аннексии Крыма сделали совсем другие выводы, в том числе о том, что она должна значить для лиц, определяющих политику в Тегеране. Самую крайнюю позицию занял заместитель председателя Комитета по вопросам национальной безопасности и внешней политики иранского парламента Мансур Хакикатпур, сказавший, что действия Москвы в Крыму закладывают для Ирана прецедент возвращения его утраченных регионов: «Если мы займёмся этим вопросом, то сможем присоединить к Ирану 17 городов на Кавказе, которые были отделены от Ирана во времена некомпетентных каджарских шахов [в XIX веке]».

Хакикатпур и подобные ему в политическом истеблишменте склонны к воодушевлению, но они далеки от типичной оценки мировых последствий этого последнего российско-американского конфликта. На данный момент дебаты в Тегеране наводят на мысль, что правительство Роухани по-прежнему внимательно относится к вспомогательной роли, которую может сыграть Россия как средство давления на Вашингтон при одновременном подталкивании Москвы к переоценке полезности более тесного сотрудничества, учитывая имевшие место в прошлом случаи разочарования Ирана в серьёзности российских намерений по отношению к себе.

Когда национальные интересы Ирана совпадают с российскими, как это нагляднее всего видно по поддержке, оказанной с 2011 года обеими странами правительству Башара Асада в Сирии, то можно ожидать, что правительство Роухани будет тесно координировать свои действия с Москвой. Однако это не равносильно внешнеполитической переориентации на Москву в более широком смысле – возможно во многом к разочарованию радикальных критиков Роухани в Тегеране. Очевидно, что президент Роухани и его команда по-прежнему считают, что долгосрочные интересы Ирана всё так же требуют восстановления отношений с Западом, и что из кризиса в Крыму не следует выносить неверные уроки.